Сначала их было четверо, поэтов и хулиганов: Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич, Александр Кусиков. Не «Бригада», конечно. «Нечастных по темницам» не расстреливали, но и уличными повесами в романтическом смысле не были.

Объявив себя после революции имажинистами, — мол, мы создаем образы — они вели совсем не поэтический образ жизни: то улицы переименуют в свои фамилии, то на памятник Пушкина повесят табличку «Я с имажинистами», то расклеят по всей Москве листовки «Всеобщая мобилизация» с призывами выходить на демонстрацию против действующего искусства к Большому театру. И ведь ничего святого — собрали однажды толпу поклонников и любовниц, и пошли расписывать колокольню Сретенского монастыря веселыми призывами, самый безобидный из которых: «Граждане, белье исподнее меняйте!». А одно из самых похабных четверостиший оставил на стене святыни Есенин. Стишки начинались так: «Вот они толстые ляжки Этой похабной стены…». А все, что дальше, даже сегодня печатать нельзя.

И что было имажинистам после этой «акции»? Ничего. Только в газетах пожурили, но этого банда поэтов и добивалась, они потом над собой публичный «суд» устраивали, передразнивая прессу. Смеялись времени в лицо.

Все об имажинистах можно узнать на открывшейся в культурном центре Elohovskiy Gallery выставке «Главные хулиганы Москвы: книги и судьбы поэтов-имажинистов». Куратор Людмила Ларионова, влюбленная в ту эпоху и в героев проекта, подала редкий сегодня пример объективности — за талантами не всегда скрываются святоши. К тому же кого сегодня удивишь выставкой книг, даже пусть самых редких, даже с автографами того же Есенина — придут гуманитарии, отметятся в соцсетях и забудут. Но то, что сделала Ларионова, теперь будут обсуждать не меньше, чем роспись Сретенского монастыря сто с лишним лет назад.

В помощь куратору пространства галереи — кирпичные своды, арки, сквозные комнаты — оставалось их только наполнить смыслами. Здесь и макет колокольни монастыря, и бедный Пушкин, безмолвно согласившийся быть с имажинистами, и поэтическое кафе «Стойло пегаса», в котором наливают шампанское и угощают кроличьей икрой, и книжные ларьки — прообразы тех магазинов, что открывали имажинисты, и куда часто поставляли свои рукописные книги. Раскупали их мгновенно. На то часто и жили-кутили.

Названия хлесткие — «Золотой кипяток», «Мариенгоф развратничает с вдохновением», «Исповедь хулигана» — но автографы милы и скромны. Вот знаменитая книга Шершеневича «Лошадь как лошадь», во многом для имажинистов программная, подпись на авантитуле: «Дорогой Марине Цветаевой от Вад. Шер». Цветаева, кстати, к имажинистам относилась скептически, и Вад. Шера, по воспоминаниям ее дочери Ариадны, называла «поэтиком».

Одну из книг публике показали впервые, а до этого момента во всех энциклопедиях и каталогах она числилась утраченной. Тот случай, когда куратору Людмиле Ларионовой повезло — при подготовке выставки она случайно нашла ее в одной из частных коллекций. Это эссе Сергея Есенина «Ключи Марии». О тайне стиха и сущности творчества, как его понимал поэт. На свободном листе надпись его же рукой: «Екатерина Эйгес/ за встречи наши/ приятные/ с любовью/ С. Есенин/ 1921». Поэтесса Эйгес, к слову, эссе об искусстве не оценила, назвав его «не совсем понятным». А вот что она ценила — это оставленные у нее рукописи Сергей Александровича. А еще помощь от него — с одной из своих муз он делился даже продуктами.

Имажинисты дружить умели, возможно, в этом и есть главный их урок нашему времени. Они друг друга не предавали, и даже, когда двое из них уехали за границу — Есенин в долгую «командировку», а Кусиков навсегда (он доживет до 1977 года и умрет в Париже) — они все равно оставались «связанными одной цепью», вспоминали друг о друге, поддерживали, тосковали. «В Москве грусть. Каждый поодиночке. Не банда у нас, а разброд», — писал Мариенгоф Кусикову в марте 1922 года. С этого момента, по большому счету, и начался закат имажинизма. И потому что денег стало меньше, и потому что власти за хулиганов все-таки взялись, да и потому что, как говорит Людмила Ларионова, это движение не могло не выродиться, по своему эпатажу оно изначально рассматривалось как явление временное.

Но все-таки напоследок они еще успели поскандалить. В «Стойле Пегаса» имажинисты вместе с философом Алексеем Топорковым устроили вечер памяти Александра Блока. Не было прощальных речей, не было и поэтических посвящений, а было одно только глумление над умершим — «бардельная мистика» и прочая «правда». И это через две недели после ухода поэта. О своем «переборе» имажинисты договорились не вспоминать. И слово сдержали. А мемуары, так или иначе, они оставить успели — молодым из той хулиганской четверки умер только Есенин.

Кстати

На кураторских экскурсиях по выставке можно будет узнать о судьбах поэтов, об их влиянии на литературу, о Москве имажинистов — подробная карта их кабаков, квартир и лавок — один из экспонатов проекта. Будут и лекции. Одна из них «Музы имажинистов: секс большого города в женских поэтических сборниках» намечена на 17 марта.

Источник